Удивительная вещь — память. Порой, выражаясь метафорически, дремлет она, будто разомлевшая кошка на солнышке, а то и засыпает, как барсук в норе холодной зимней порой. Но вот какая- то малюсенькая зацепка, случайность, на первый взгляд, ничего не значащая вроде бы мелочь, моментальный проблеск, неясная ассоциация рождают воспоминания. И над ними, во весь рост, встаёт Память…

Недавно копался я в своих книжных полках, перебирал тома, искал нужный. Дело обычное для владельца домашней библиотеки и не такое уж редкое, если библиотека не служит лишь одной цели — быть привлекательной, а до недавних пор и престижной принадлежностью интерьера квартиры. Наткнулся на ту полку, где стоят книги и книжицы с дарственными надписями друзей, приятелей, просто знакомых — авторов сих творений. Увидел вдруг с некоторым удивлением, что их, книжек этих, накопилось за многие годы изрядное-таки количество. Вынул одну-другую… Раскрыл, полистал. Решил упорядочить их как-то — по годам и авторам.

И тут неудержимо полезли в голову воспоминания. Каждая книга и дарственная надпись как новая перевёрнутая страница увлекательного чтива волновала, оживала неповторимыми красками уже далеких дней и лет, будила память. Так дошёл до одного из сборников Семёна Милосердова — прекрасного поэта и человека. Всего их оказалось восемь, начиная со второго – «Красное лето», выпущенного Тамбовским книжным издательством в 1962 г. Дата дарения помечена четвёртым августа. Я уже к тому времени несколько месяцев работал литсотрудником «Комсомольского знамени» – областной молодёжной газеты, куда пришёл из газеты Тамбовского района, называвшейся тогда очень коротко и почему-то узко-специализированно – «За урожай».

Почему вдаюсь в такие подробности? Да потому, что именно в стенах этой «районки», где проработал около девяти месяцев, встретился и познакомился с Семёном Семёновичем Милосердовым, тоже трудившимся здесь на журналистской ниве. Хотя разница в возрасте была у нас приличной – почти 15 лет, мы как-то очень быстро сблизились, нашли, что называется, общий язык. И приятельские отношения, перешедшие потом в ровную мужскую дружбу, длились у нас до самой смерти поэта в 1988 году. Хотя в последние суматошно-перестроечные годы общались мы значи-тельно реже…

Но тогда, в 1962-м, наша дружба, как в песенке о Самаре-городке поётся, «росла и расцветала», в дальнейшем она крепла и закалялась. Мы очень быстро перешли, по предложению Семёна Семёновича, на «ты» и обращение друг к другу по имени, что мне, тогда ещё совсем молодому журналисту, двухлетней давности выпускнику института, страшно импонировало, хотя вначале и слегка смущало. Ведь Милосердов был уже к тому времени довольно известным на Тамбовщине поэтом – в 60-м году вышла первая его книжка стихов «Зори степные».

Обстановка в редакции, скажу так, в тот период не отличалась особой душевностью и товарищеской непринужденностью. Тому были свои причины, в которые я не собираюсь сейчас вдаваться – цель этих воспоминаний совсем иная. И понятно, что на первых порах я чувствовал себя не очень уютно. Может, и это обстоятельство сыграло свою роль, но именно Семён Семёнович первый поддержал меня ненавязчивым дружелюбием, благорасположением, в полном смысле слова протянул руку дружбы. Но главное, я уверен, заключалось в том, что мы сразу почувствовали родство душ и мыслей. А первый шаг к сближению, естественно, сделал он, как более старший, опытный, лучше познавший жизнь, и к тому же, так сказать, на правах хозяина. А я, конечно же, с охотой и надеждой, потянулся к этому удивительно доброму, чуткому, по-житейски мудрому и мягко ироничному человеку. Отношения, сложившиеся между нами, он очень хорошо, тепло и образно выразил в дарственной надписи, сделанной в сборнике «Волшебница»:

"Читай,
Пиши,
Дерзай,
Круши!
Дорогому Гармашу,
Виталию милому,
Эти строки я пишу
Сердцем —
           не чернилами".

Старший мой друг стал в тот период и моим добрым наставником-советчиком. (Впрочем, таким оставался он для меня всегда). Свои серьёзные материалы я, как правило, обсуждал с Семёном Семёновичем. Случалось, и в командировки по району мы ездили вместе. И были у нас долгие беседы по душам – о жизни, литературе, творчестве. Да и только ли об этом, о высоких материях? Я был молод, Семён Семёнович тоже ещё мужчина в самом расцвете. И мысли, разговоры, понятно, замыкались не только на возвышенном… За наши совместные командировки иногда приходилось выслушивать на планёрках и раздражённые замечания редактора газеты П. Синельникова, которого сотрудники между собой называли «Подрезиком» – за его любовь к расположению материалов, как он выражался, «подрезиком», то есть низким подвалом, говоря по-газетному. Так вот, редактор делал такие замечания в те моменты, когда его не устраивала скудная география предлагаемых в номер материалов. Но мы всё равно продолжали ездить вместе. Потому что нам было интересно, нам было о чём поговорить, мы понимали друг друга, ощущали созвучие душ.

Авторитетное мнение Милосердова стало решающим при опубликовании моих рассказов в газете «За урожай». Тут уж и редактор па-совал перед мнением поэта, выпустившего книжку и регулярно дававшего стихи в свою газету. Вообще, о творчестве мы с Семёном Семёновичем говорили много: и по пути домой с работы, который затягивался у нас порой надолго; и приходя в гости – я к нему или он ко мне. Он много читал своих стихов, оценивал доброжелательно, но взыскательно моё скромное и ещё несовершенное творчество. Он был лирик по натуре и жизнелюб. Но не горластый и громогласный, а, я бы сказал спокойно-возвышенный и вдумчивый, с добрым, тонким чувством юмора. Хорошо, выпукло отражает эти его черты дарственная надпись к сборнику стихов «От солнца до ромашки», вышедшему в начале семидесятых годов:

"Моему другу журналисту Виталию Гармашу.
Под родными небесами пой, гуляй и будь влюблён.
Шевели, старик, усами, пока молод и силён".

С усами – это, как говорится, не в бровь, а в глаз… Пусть не ново звучит, но ему, действительно, ничто человеческое было не чуждо. А главное, был Семён Семёнович истинно человеком – умным и добрым, мягким и работящим, с сердцем, открытым людям и миру. Понимающим людей, что очень важно. Умеющим сочувствовать и сопереживать. А если требуется – помочь, и не только на словах. И скромным, до последнего дня своей жизни не потерявшим, не разменявшим это бесценное качество характера, не польстившимся на мишуру дуто-дешёвого успеха, поддельный блеск одномоментной выгоды, дурно пахнущие дивиденды фарисейства и приспособленчества.

Великий творец эпохи Возрождения Леонардо да Винчи сказал: «Только с пользой прожитая жизнь долга». Семён Семёнович Милосердое не дожил до семидесяти. Это в земной жизни. Но он – поэт-гражданин, поэт- лирик – продолжает и долго будет еще жить в своих стихах, провозглашающих торжество Труда, Добра и Любви, в своих книгах. И в сердцах-душах людей, его знавших, в их памяти.

В. Гармаш
Член Союза журналистов
России, заслуженный
работник культуры
Российской Федерации

Тамбовская жизнь, 1999, 16 августа