(Поэма)
«Тоска дорожная, железная
Свистела, сердце разрывая…»
Александр Блок.
1.
За годом год. За датой дата.
Глядишь – и полдень у ворот
Судьба скитальца и солдата
Вдруг сердце горестно сожмёт.
Усталый взгляд. Не пылки речи.
Приходит юность лишь во сне,
И мы не скажем ей: «До встречи»,
Как говорим теперь весне.
Весна! Капелью, словно оспой,
Песок под окнами изрыт.
А время жалобам и просьбам
Не внемлет,
Хоть заплачь навзрыд.
Невольно чувствам повинуясь
(Их не изведать молодым),
На чью-то свадьбу, чью-то юность
Мы с тайной завистью глядим…
Мой голос гулом века скомкан,
Я бьюсь, как перепел в сетях.
И с рельсов юности сойдя,
Тот поезд превращён в обломки.
Тех лучших дней, поры той поезд,
Когда вся жизнь – орлиный взлёт,
Как непрочитанная повесть,
Что прочитать скорей зовёт…
Капель и брызги, ветер свежий,
Грачи над первой бороздой,
И шелест лип, и скрип тележный –
Всё там, за тёмною чертой.
Там, где с последнею избою,
С последней зеленью берёз,
Что стало жизнью и судьбою, —
Кружась, летело под откос…
И не понять, какая сила,
Какой такой волны разбег
Меня в безвестность уносила
От берегов родных навек.
И только в синих клочьях дыма
Любовь, и песня, и мечты –
Всё пролетало мимо, мимо:
Колодцы, будки и мосты…
Просторы широко открыты.
Чуть слышно, пересохшим ртом,
«Прощайте!» — говорю ракитам
Над каждым встречным бугорком…
Прощайте! Дымом паровоза
Заволокло степную даль.
И скрип речного перевоза
Стальная глушит магистраль.
Прощайте!.. Всё равно не верю
В то, что сказал мне краснотал,
В ту невозвратную потерю –
Я жизнь и молодость терял.
Зажатая в проёмах окон,
Зелёным облаком плывёт
Земля родная…
Холм далёкий…
Столбы мелькнут, река блеснёт…
Прощай, мой городок старинный,
И двор, и школьное крыльцо,
Простор и воздух тополиный,
Садов зелёное кольцо…
Я всё беру с собой на память,
Как в детстве первые стихи:
И эту даль, и листьев замять,
И тихий перезвон ольхи…
Стучат, стучат, стучат колёса,
Летит земля из-под колёс,
Взлетая, падают берёзы
То на откос, то под откос…
В теплушке и тепло, и душно,
Тасуют карты и вопят
Щипач, и скокарь, и домушник,
Татуированный до пят…
И здесь, в чужом орущем скопе,
Среди бандитов и ворья,
Мне не помог всей жизни опыт
Понять законы бытия.
Сижу, нахмурясь, и гадаю:
Да как же так, да как же так
Среди отпетых негодяев
Вдруг очутился я, бедняк?
Неужто именем Державы
Приговорён на двадцать пять
Судом суровым и неправым
Баланду в лагере хлебать?..
Всё образуется, конечно.
Да, тут ошибка…
А пока
Сижу и маюсь я, сердечный,
И мне ботинком бьют в бока.
И на меня плюют подонки,
И я на жизнь свою плюю
И с уголовными в потёмках
Про жизнь разбитую пою.
Пою о том, что я, Таганка,
Твой неизменный арестант,
Пою, что всё врала цыганка, –
Пропали юность и талант.
Пою про чудную планету:
- Ах, Колыма ты, Колыма, —
Двенадцать месяцев зима,
А остальное – лето…
Стучат, стучат колёса громко,
Меня, сердешного, везут
В страну Лимонию, в сторонку,
Где вечно пляшут и поют…
Вдруг сквозь браваду –
Приступ грусти
Подступит к горлу – волком вой…
Ах, не отпустит, не отпустит
Меня, любимая, конвой!
2.
Пересылка, пересылка –
Поворот крутой судьбы:
Раскурочена посылка,
Спать ложимся на «гробы».
Онемело моё тело,
И измаялась душа.
Матерится оголтело
Шобла, картами шурша.
За окном – стена, заборы,
Ночи мгла – во все концы…
Но залязгали запоры,
И приехали «купцы».
Нам сказали на рассвете:
«Выходи по одному!»
Кому –
белые медведи,
А кому – на Колыму.
А кому-то обломился
На Печоре уголёк.
С пересылкой я простился,
Лагерёк мой недалёк…
3.
Неподкупный и строгий,
На подбор молодой,
Стережёт нас в дороге
Вологодский конвой.
Он боится побега,
Хоть и дверь заперта,
И несчастного зэка
Кроет в Бога, в Христа..
На поверке не мешкай,
Быстро – к стенке лицом!..
Мы срываемся с места
И – бегом, и – бегом!
«Эй, такие-сякие,
Шевелитесь, низы!»
Сверху — скоком – блатные
К нам на спины – вези!
И везёт, безучастен,
Замордован вконец,
Против сталинской власти
Мнимый ворог – борец.
И, выходит, в дороге
Нами правят сполна
Наши «судьи» и «боги» —
Конвоир и шпана…
«Сало, шмотки – всё в кучу!» —
Был приказ воровской…
Молоток с длинной ручкой
Я запомнил спиной.
Двухэтажные нары,
Иней на потолке.
Стынет облачко пара
Сединой на виске.
В том вагоне телячьем
От «параш» — тяжкий дух…
Мы смеёмся и плачем
Под колёс перестук…
Под тягучие ритмы
Думы напряжены…
Кто-то после молитвы
Шепчет имя жены.
«А скажите, ребята,
В чём вина-то была?
Ну, сказал, что зарплата
У рабочих мала…»
«Эх, такое уж горе…
Был ведь я тракторист.
У меня в приговоре
Написали: “трахтист”.
А чего оно значит,
И за что мне тюрьма?..»
И смеётся, и плачет
Безысходность сама…
4.
За перегоном – перегоны,
Лишь ветры в тамбурах свистят,
Как будто бы с горы, с разгона
Состав врезается в закат.
На миг окно закроют ветки
Толпы багряных тополей.
И снова –
Промельк неба в клетку
Над желтизной родных полей.
И вразнобой, ещё нечётко,
Но светом, рвущимся в окно,
Раздвинув переплёт решётки,
Блеснёт забытое давно…
Уже мы где-то в Подмосковье,
Посёлок дачный забелел…
А жизнь идёт
С тоской, с любовью
И суматохой разных дел.
А жизнь идёт.
И мир огромен.
И в мире каждому – своё:
Тот раздувает пламя домен,
Тому – дома, тому – литьё.
Тот, сроки все опережая,
Науку двигает вперёд;
Тот памятник сооружает,
Тот, непоседа, вдаль плывёт.
А тот на синий лёд Памира
Взобраться хоть сейчас готов,
Чтобы увидеть враз полмира
С глаза слепящего плато…
И нет покоя, остановки,
И время отпуск не даёт.
И примеряет степь обновки –
Наряд зелёный ей идёт.
И кто-то, саженцы лелея,
Растит деревья, как детей…
Тот на ступенях Мавзолея
Клянётся партии своей…
Москва, Москва!
В дыму апреля
Тебя я видел в добрый час.
…От неба синей акварели
Не отвести прохожим глаз.
И, рады шуму городскому,
В Литературный институт,
Как я когда-то,
по Тверскому
Студенты новые идут…
И мне романтика знакома,
И мне хотелось тоже петь,
И я с путёвкою райкома
Готов был хоть на Марс лететь.
Но прошлое невозвратимо.
Сломалась юность, как копьё.
И боль души растёт незримо,
И не унять ничем её.
Труба горниста на рассвете
Не позовёт под сень знамён.
И имя в списках не отметят
Среди знакомых мне имён.
Мелькают дни, мелькают лица
Сквозь путаницу слов и слёз…
И, грохоча, наш поезд мчится:
Того – привёз, тех – не довёз
До остановки, до конечных
Разъездов, станций, тупиков,
Степных российских бесконечных
Просторов, миражей и снов.
И жребий наш – пути-дороги.
Лицо нам дождь и снег сечёт.
Ещё от школьного порога,
Всегда – в строю,
Всегда – вперёд…
То заклубится пыль похода,
То месим сапогами грязь.
Нас от заката до восхода
Швыряло по волнам не раз.
Тайга, разбуженная нами,
Как море за бортом, ревёт.
Грохочущими корпусами,
Многоэтажными домами
Тайга подпёрла небосвод.
На Иртыше иль на Алдане
Не мы ль прокладывали путь?
Руду открыли в Магадане
Не мы ль в пургу,
В снегу по грудь?
Не мы ль дробили дикий камень,
Не мы ль вгрызались в мерзлоту?
Земля качалась под ногами,
Мы засыпали на ходу…
Бушлат, истлевшая рубаха,
Конвой, зима, метель – навзрыд.
Под каждой шпалой работяга,
Забытый всеми, вечно спит…
Так жили мы.
Ночлег в палатке,
Сорокаградусный мороз,
Да чай, продымленный, несладкий,
Да сердце с милым сердцем врозь.
И в ледоход, и в ледоставы,
С щемящей грустью и тоской,
Мы видели в просветах ставен
Чужой уют, чужой покой.
Цветы, несмятые постели,
Цветной бумажный абажур…
И вдруг потянет в самом деле
К семье, к той вечной цитадели…
Но – снова в путь. Он крут и хмур.
И мы порой не успевали
Признаться женщине родной,
Как мало мы её ласкали,
Как торопливо целовали,
И только взмах сквозь дым рукой.
И только слёзы, слёзы, слёзы,
Застрявший в горле скорбный крик…
И в прошлое уйдут берёзы,
В окне мелькнувшие на миг.
Отвергнув все мечты и бредни,
Лицо закроешь ты рукой…
А поезд мчится до последней,
Бог знает, станции какой…
5.
Стучат, стучат, стучат колёса,
Гремит столыпинский вагон.
Навстречу – сосны, реки, плёсы,
За перегоном — перегон…
Одни смеются, эти плачут,
Для тех на радость жизнь скупа.
Одним сопутствует удача,
Другим же – вечная борьба.
Одни до станции «Надежда»
Берут уверенно билет.
Другим сегодня, как и прежде,
Один ответ: «Билетов нет…»
А тем средь вольного простора
Блеснёт сигнальный красный свет,
И поезд стал у семафора,
И – стоп, машина! – хода нет…
Судьба – испытанный диспетчер,
В путь отправляет эшелон.
Маршрут заранее намечен
И где-то свыше утверждён.
Тайга, тайга…
Угрюм и чёрен
Твой древний, твой косматый вид.
На Иртыше иль на Печоре –
Где нас судьбина приютит?
Тайга, тайга… Отроги, пади.
Седые мхи. Медвежий след.
Не здесь ли вольные ватаги,
Холопы, варнаки, бродяги
Тропу торили с давних лет?
Застигнутый водоворотом
(Донос, навет и – на распыл!),
Отец мой к арестантским ротам
Когда-то здесь приписан был.
И, пропадая в окаянной
Тайге,
Он проклял те места.
И над могилой безымянной
Нет ни берёзки, ни креста…
Отец…
Он так любил колосья,
Любил пахать и сеять рожь…
Стучат, стучат, стучат колёса.
В вагоне – воровской галдёж.
Степная вольница забыта,
Копыта не взбивают пыль.
Ах, сколько крови здесь пролито,
И сколько полегло в ковыль?..
Встаёт былое пред глазами
Сквозь уходящих дней туман.
Вот злобно прохрипел и замер
Последний вор и хулиган.
Смиренный старец из Ростова –
Лик измождённый, восковой,
Умножив воинство Христово,
Трясёт толстовской бородой…
Всё ближе мой угрюмый берег.
И пусть у тачки я свалюсь,
Но… нет, не перестану верить
В другую – праведную Русь.
…Стучат колёса. Даль кружится.
Летит земля из-под колёс…
Последний поезд мчится, мчится
С разгона в бездну, под откос…
Май, 1954 год.
Сухобезводное. Ветлаг.